Эндрю Купер всегда жил по правилам: престижная работа, идеальный брак, дом в лучшем районе. Но всё рухнуло в одночасье. Сначала жена подала на развод, забрав половину состояния. Потом его уволили из инвестиционного фонда — якобы из-за «сокращения штата», хотя он знал правду: его спокойно заменили более молодым и голодным.
Счета копились, сбережения таяли. Паника, тихая и липкая, поселилась где-то под рёбрами. И тогда он заметил, как живут его соседи. Такие же, как он когда-то: уверенные, безмятежные, неприкасаемые. Их дома сияли в ночи, словно корабли, полные сокровищ. Идея пришла не как вспышка, а как холодное, неотвратимое понимание. Они даже не запирали террасы.
Первой была вилла семьи Робертс. Через открытую боковую дверь он вошёл в гостиную, пахнущую полированным деревом и дорогим кофе. Сердце колотилось так, что он слышал его в висках. Он взял немного наличных из ящика стола, пару золотых запонок. Ничего лишнего, ничего броского. На выходе его взгляд упал на семейную фотографию в серебряной рамке — улыбки, лыжный курорт. Он поставил её обратно, аккуратно.
Странное чувство нахлынуло позже, когда он сидел на своей кухне и смотрел на чужие запонки. Это была не просто радость от добычи. Это было глубже. Каждая украденная безделушка, каждый взятый конверт с купюрами будто возвращали ему частицу контроля. Он не опускался. Он просто… выравнивал поле. Они, эти благополучные люди в своих крепостях, даже не заметили потерь. Их жизнь текла без малейшей ряби. А он, Эндрю, наконец-то что-то делал. Не ждал, пока его окончательно сомнут.
Каждая новая «вылазка» придавала ему уверенности. Он изучал расписания, привычки, слабые места. Брал только деньги и мелкие ценности, которые не будут искать с собаками. Он стал призраком в их идеальном мире, их тихой осечкой. И с каждым разом грызущая тоска отступала, сменяясь странным, почти бодрым спокойствием. Он снова что-то значил. Хотя бы для себя.
